Далі «Прочерк» публікує інтерв’ю відомого актора газеті «Красная звезда».
Приближающийся Новый год – это не только праздник, но и отдых. Выпадет время и для просмотра любимых кинофильмов. Во многих из них снимался народный артист России Михаил Светин. Стоит произнести это имя – и сразу же появляется улыбка: у артиста природный талант смешить людей! Это интервью с Михаилом Семёновичем – собирательное и родилось после нескольких встреч с ним. Речь шла и о службе в армии, и о природе смеха, и о пути на сцену. Но первый вопрос по случаю – новогодний.
– Михаил Семёнович, какой новогодний праздник вам больше всего запомнился?
– Воспоминание о необычном Новом годе у меня с медицинским уклоном. Так вот, многие помнят, как в советское время продавались марокканские мандарины по рубль двадцать. Как-то перед Новым годом жена купила 3 килограмма, да и я разухарился и принёс еще 5. В праздник отдал должное оранжевой вкуснятине – съел за раз 4 килограмма! Ел и думал: вот прочищу себе почки, витаминов поднакоплю. Словом, умял в охотку.
Я тогда работал в Малом драматическом театре, и сразу после праздника мы по традиции выезжали в какой-нибудь район Ленинградской области со спектаклями. И вот 2 января утром едем на электричке в Лугу, напротив меня сидит помощник режиссёра. «Миша, ты что, со съёмок едешь?» – спрашивает. «С чего ты взял?» – удивляюсь. «А ты весь в гриме». Взял зеркало – действительно, лицо жёлтого цвета. Да и всё остальное – руки, ноги... Ну, думаю, желтуха! А как же спектакль?
Но в Луге в больнице меня доктор осмотрел и никаких признаков гепатита не нашел. Спросил, что ел. Ну я и сказал, что мандарины, четыре килограмма. Тогда доктор вздохнул с облегчением, даже посмеялся и заверил, что всё пройдёт. С тех пор я много мандаринов не ем – это может испортить цвет лица...
Кадр з фільму "Чародеи"
– Знаю, что вы поехали в Москву поступать в театральный вуз сразу после срочной службы в армии. Именно там появился интерес к актёрской профессии?
– Артистом захотел стать года в три, когда впервые увидел на экране Чарли Чаплина. Так и говорил всем: «Буду Чаплином!» Это мой детский герой. Был и будет. Лучший маленький человек, к образу которого всю свою жизнь в кино и театре стремился хоть чуть-чуть приблизиться. В прошлом году мне вручили очень престижную премию «Петрополь», присуждаемую за достижения в области культуры и искусства. Как думаете, за что меня наградили? За роли маленького человека. Так было приятно!
Тяга к игре у меня от отца. Он прекрасно танцевал, владел музыкальными инструментами, заразительно вёл свадьбы – нёс радость людям. Правда, профессиональный маршрут изначально был задан другой. Мамин брат, который заведовал портняжно-сапожными мастерскими, очень хотел, чтобы я стал сапожником. Аргумент был серьёзный: «Сначала пусть специальность получит!» Так что сначала побыл учеником в сапожной мастерской, затем – подмастерьем, а потом... сбежал.
Профессиональное образование получил в музыкальном училище в родном Киеве. Дело в том, что окончил всего 8 классов – из школы меня учителя настоятельно попросили. При мне им вести уроки было невозможно – одноклассники ждали смешных «номеров», и я не мог обмануть ожиданий... Из вечерней школы тоже пришлось ретироваться через несколько месяцев. А для поступления в театральный институт требовался аттестат о среднем образовании.
Выбор на музучилище пал потому, что родители сдавали угол студенту, который учился там на дирижёрско-хоровом факультете. Он часами стоял перед клавиром и размахивал руками. Вот я и подумал: «Работа непыльная». Тем более музыкальное училище, помимо специальности, давало ещё и среднее образование. Отец помог мне научиться играть на фортепиано, ну и потренировался размахивать руками перед репродуктором. Дирижировал! Вместе со студентом подготовил «Песню о Сталине». Мы вошли в актовый зал, он сел за пианино, а я продирижировал произведение. Поклонился. Никаких аплодисментов. Только спросили: «А где вы стажировались?» Я искренне признался: «Перед репродуктором. А дирижировал я первый раз в жизни».
Думал, не прошёл. Но на лестнице меня догнал директор музыкального училища и предложил поступать на класс гобоя. «Какого гобоя?» – не понял я. – «Такой маленький инструмент, он очень хороший, поверьте мне». И меня взяли почти без экзаменов. Окончил, и сразу призвали в армию.
– В военкомате вас определили по музыкальной части?
– Причём в родном городе: попал в военный оркестр Киевского танково-технического училища. Но пробыл там недолго – по сокращению штатов перевели в дивизион самоходных артиллерийских установок. Определили заряжающим: сменил гобой на 100-миллиметровую пушку. Правда, на первом же учении, увидев, как я заряжаю, изменили профиль: дали ведро и тряпку и отправили наводить чистоту. До сих пор помню, как мыл трансмиссию: голова где-то внизу – только сапоги торчат.
Понятно, что мне такая «специализация» не очень нравилась, о чём уведомил маму: «Хочу опять в оркестр!» Она была женщина очень настойчивая и каким-то образом вышла на начальника военно-оркестровой службы Киевского военного округа подполковника Эмиля Иосифовича Маркуса. Не знаю, что она ему рассказала обо мне, как о подающем надежды музыканте, но прошло немного времени, и вышел приказ о моём откомандировании в оркестр одной из частей города Умань.
Там всё изменилось: вместо замасленного комбинезона и грязной тряпки – фуражечка и парадная форма! Идём по Умани – оркестр впереди, а вся часть за нами. Понятно, что и красивые девчата смотрят на музыкантов. Шёл в строю и играл на тарелках, рядом на барабане – мой друг Лёня Балабайченко, призванный со второго курса консерватории. А в концертном репертуаре брал в руки привычный гобой. В общем, приятные воспоминания: обожал маршировать в составе военного оркестра!
Кроме того, с другом Эдиком Капланом играли на свадьбах: он – на трубе, я – на аккордеоне. Всю ночь играем, а в понедельник утром к шести часам возвращаемся: сослуживцы на физическую зарядку выбегают, а мы едва ноги волочим. Но зато у нас с собой вещмешок – провизия со свадьбы для всего оркестра...
– В театральный вы так и не поступили, но, говорят, даже самому Райкину показывались...
– После того как методично «атаковал» его в Москве шесть дней, он вынужден был меня прослушать. Когда я показывался Аркадию Исааковичу на сцене Театра имени Маяковского (он там гастролировал), то читал чеховского «Оратора». Райкин слушал вместе с Зиновием Гердтом. Я начал: «В одно прекрасное утро хоронили коллежского асессора Кирилла Ивановича Вавилонова, умершего от двух болезней, столь распространённых в нашем отечестве, – от злой жены и алкоголизма...» Тут Аркадий Исаакович прыснул. Я остановился и спрашиваю: «Ну что?» Он говорит: «Продолжайте, продолжайте». Значит, смешно...
Потом несколько месяцев был личным учеником Аркадия Исааковича. Он пробил такую должность специально для меня. Я должен был сидеть на репетициях, наблюдать за игрой актёров. Для меня приглашались преподаватели по мастерству и по гриму. Но я так себя повёл, что меня выгнали через несколько месяцев. Дело в том, что после каждого спектакля шёл за кулисы и делал замечания артистам. Причём настолько обнаглел, что стал делать замечания самому Райкину!
Наудачу отправился в Москве на театральную биржу, которая тогда каждый год проводилась в августе в Бауманском саду. Там повстречался человек: «Хотите в театр?» Отвечаю: «Да. Окончил музыкальное училище». Тот подвёл меня к другому человеку и тот, задав ещё пару вопросов, сказал: «Я вас беру. Шестьдесят рублей в месяц, город Камышин». Признаться, не знал даже, где это, но согласился. Главное – в театр! Поехали! Там мне сразу дали одну из главных ролей, комическую.
Фото: www.1tv.ru
– Видимо, в Камышине сразу разглядели в вас комика?
– Для того чтобы играть комедийные роли, нужен талант от Бога, нужна редкая искра. Научиться этому нельзя. Можно научиться играть лучше, хуже, быстрее, медленнее, убедительнее, но научиться быть смешным нельзя. Очень часто актёры красятся, мажутся, надевают парики, создают маску клоуна, но они не смешные. Это качество даётся от рождения. Недаром же говорят: этот смешной, а этот несмешной.
На периферии проработал двенадцать лет! Камышин, Петропавловск, Иркутск, Кемерово, Пенза, Петрозаводск – шесть городов. Помню летние гастроли по три месяца – тяжёлое испытание: дороги в степи, ночлеги в колхозах, в клубах, в воинских частях и на полигонах. Часто не в постели: кто на стуле, кто на полу, кто на диване. Утром – опять на скамейки в грузовую машину и на очередное выступление.
– Более 30 лет вы работаете в Санкт-Петербургском государственном академическом театре комедии им. Н.П. Акимова. Хотя, знаю, были заманчивые предложения перейти в другие театры...
– Был период, когда приходилось тяжело: в театр ходило очень мало людей, несмотря на такое роскошное место на Невском проспекте. Но вот уже 15 лет театром руководит Татьяна Сергеевна Казакова, и ситуация сложилась диаметрально противоположная – аншлаги, на некоторые спектакли просто не попасть. Меня просят достать билет! Каждая постановка Татьяны Казаковой, в которой был занят, запомнилась: «Слон», «Трудные люди», «Свадьба Кречинского», «Тень». Поэтому и работа доставляет удовольствие.
– Большинство людей знают и любят вас за роли в кино – их уже около сотни. Где-то снимались в последние годы?
– С удовольствием два года назад снялся в Крыму в 4-серийной картине-сказке «Правдивая история об Алых парусах» режиссёра Александра Стеколенко. Там играю хозяина лавки. Впечатления очень хорошие: и от сценария, и от работы.
А сейчас у меня большая работа в родном театре: я и Михаил Разумовский получили главные роли в новой пьесе. Её специально доработали под нас. Интересная пьеса и необычная для меня, поэтому с большим удовольствием работаю над ней. Надеюсь, что будут довольны и зрители.
– В заключение тоже новогодний вопрос. Доводилось ли играть Деда Мороза? И ваши пожелания читателям в Новом году...
– Дедов Морозов никогда не играл, хотя, как говорят, я прирождённый Дед Мороз. Сказки – другое дело. Там приходилось много играть сказочных персонажей, в основном в кино.
Желаю всем, чтобы было поменьше проблем, чтобы дети и внуки вас любили! С Новым годом, дорогие мои! И улыбайтесь чаще – это полезно для здоровья!
Цікаві новини звідусіль
